— А наша дорогая Селина, графиня Хантингдонская, была на балу у Джорджианы? — полюбопытствовала Роз.

Антонии было известно, что обе терпеть не могут Селину, и она приготовилась услышать очаровательно язвительный ответ.

— Боже мой, ее платье было расшито шенилью в виде большой каменной урны, набитой цветами, на рукавах никаких урн, зато две или три сзади. Они были бы более уместны на лестничной балюстраде, нежели на дамском платье. Подумать только, теперь она сохнет по искусству Представляешь, 'лепечет по-итальянски! — расхохоталась Франсис.

— Вся ее изысканность и утонченность лишь для того, чтобы скрыть, что каждый вечер ей приходится укладывать в постель своего в стельку пьяного мужа, — злорадно добавила Роз.

— Бедняжка, — тихо сказала Антония.

— Милочка, я по голосу чувствую неодобрение, — сказала Франсис, поблескивая глазами. — К следующему сезону ты должна отточить свой язычок. Сплетни о скандалах — новейшее хобби в свете. Ну, я пошла.

— Тоже мне новость, милая, — сухо отпарировала Роз.

Когда леди Джерси скрылась за дверью, Антония спросила:

— Куда девались дни, когда дамы обсуждали последние фасоны и рецепты красоты?

— О, теперь обо всей этой чепухе можно прочесть в «Сент-Джеймс кроникл». Остается больше времени на то, чтобы позлословить о друзьях. Да, до отъезда из Лондона я должна купить свежие журналы. — Она внимательно посмотрела на Антонию. — Надо полагать, что твоя беседа с Уотсоном и Голдманом ничего не дала?

— То, что я узнала, привело меня в бешенство. Женщина целиком зависит от отца, брата или мужа, а в моем случае добавляется препятствие в лице опекуна. Роз, я собираюсь так отравить жизнь Сэвиджу, что он откажется от опекунства!

— Хорошо, милая, поскольку ты ничего не сможешь ему сделать, пока он не появится в Англии, то предлагаю выбросить его из головы и пройтись по магазинам.

— Ничего не смогу сделать? — улыбнулась Антония, замышляя злую шутку. — Еще посмотрим!

Они наняли портшез до Биржи, где было полно фирменных лавок. Роз высмотрела пятифутовую трость с откидной нефритовой рукоятью, где можно держать записки или нюхательный табак, и никак не могла оторвать от нее глаз.

Антония сказала:

— Обязательно купи. Только подумай, как леди Джерси будет умирать от зависти.

— Она изящна, но слишком дорогая. Я не могу себе позволить.

— О Роз, мы не собираемся платить. Счета пойдут Уотсону и Голдману. А скучным делом оплаты по счетам пускай занимается мой опекун.

Не выходя из Биржи, Антония приобрела кринолин на китовом усе, стеганый ситцевый капот, украшенную мелким жемчугом коробочку для ароматических шариков, расписанный сценами любовных похождений Юпитера веер. Она не могла устоять перед соломенной шляпкой с вишневыми лентами, которую проще держать в руках, нежели носить, и корсажем с подобранными в тон переплетенными лесенкой вишневыми лентами. Обе купили летние муфты, красные туфли на высоких каблуках и по новому платью. Роз выбрала небесно-голубого цвета, которое очень шло к ее крошечной фигурке. С удлиненным лифом, фижмами, закрепленными сзади петлями в турнюр, и небольшим шлейфом.

Антония, у которой было полдюжины ни разу не надетых бальных платьев, выбрала платье на каждый день. Из светло-зеленого муслина, украшенного крошечными фиалками. Антони она купила две пары самых модных доходящих до щиколоток панталон в обтяжку со штрипками, проходящими под сапогом.

— Нужно купить пару этих желтых штормовок. Они хорошо укрывают от брызг, когда мы ходим под парусом. Теперь осталось купить твои журналы, и я осмелюсь сказать, что для одного дня мы причинили достаточный ущерб.

Они поглядели друг на друга, не в силах сдержать улыбки.

— Антония, я горжусь тобой.

У них оказалось столько свертков, что на обратный путь пришлось взять два портшеза. Они, покачиваясь, двинулись по Стрэнду, заполненному одетыми в форму солдатами — лейб-гвардейцами в ярко-красном, конными гренадерами в расшитых золотом и серебром голубых киверах, алебардщинами, все еще облаченными в длинные шинели с круглыми плоеными воротниками, оставшиеся со времен Генри Тюдора.

Светские дамы с высокими напомаженными прическами бродили вперемешку с чужеземными авантюристами, аспазиями с подбитыми глазами, карманными воришками, пирожниками и голоногими нищими мальчишками. Свернув на Чаринг-кросс, оказались как на параде мод. В шоколадницах и кофейнях с окнами в красных занавесках было полно франтов, с вожделением разглядывавших в лорнеты хорошеньких торговок фруктами, а то и немногих проституток, нахально забредших на улицы этой фешенебельной части города.

На каждом углу щеголи старались утереть друг другу нос неописуемыми нарядами — ярко-желтыми сюртуками, расшитыми цветами и бабочками жилетами, полосатыми, словно зебра, панталонами. Все были при шпагах с лакированными рукоятями или с новомодными тростями с вкладной шпагой, которые они вертели в руках вместе с табакерками, веерами и носовыми платками.

По мнению Антонии, их костюмы больше подходили для сцены, чем для улицы. Она очень сожалела, что, будучи в городе, не может сходить в театр. У лондонцев появился ненасытный аппетит к развлечениям, и в результате во всех частях города открывались увеселительные парки и новые театры.

В тот вечер Бернард Лэмб сидел во втором ряду «Олимпии», не сводя глаз с Анджелы Браун, важно расхаживавшей по сцене в наводящем на всякие мысли костюме пажа — трико и камзоле, который почти, но не совсем, прикрывал ее прелестные ягодицы. Именно это и делало Анджелу столь соблазнительной. У нее было личи-но невинного ребенка, но едва прикрывающие Телеса костюмы и смелые штучки, которые она выделывала, давали понять, что это довольно шаловливое дитя. У нее был нежный, ангельский голосок. Она еще не кончила петь, как Бернард пошел встретить ее за сценой.

— Смотри-ка, кого принесло, — грубо бросила Анджела, проскальзывая мимо него.

Схватив за руку, он рассказал ей о видах на будущее.

— Поищи другую дурочку, дорогуша, а я уже тыщу раз слышала, — отбрила она, не желая верить.

Бернард достал вырезанный из «Газетт» некролог покойного лорда Лэмба и передал ей.

— Мой кузен Антони теперь лорд Лэмб, а я его наследник. Ему только семнадцать лет, прямых наследников не имеет, и у меня достоверные сведения, что он долго не протянет.

— Откуда сведения? — спросила Анджела, неожиданно проявляя интерес. Бернард хитро улыбнулся:

— От меня, Ангельское Личико, — и провел рукой по обтянутому трико заду.

От нее не ускользнуло, что он одет с иголочки — от наиновейшего шейного платка от Петершэма до начищенных до блеска высоких сапог. Ей хотелось верить ему, но она была скептиком по натуре.

— Счастье повернулось ко мне. С тех пор как стал наследником Лэмб-холла, могу даже проигрывать за карточным столом. Знаешь что? — умасливал он, поглаживая прелестную попку. — Пусти меня к себе сегодня на ночь, а завтра я отвезу тебя в своем новом фаэтоне посмотреть на имение.

У Анджелы были в запасе пара мужчин, но что касалось полного отсутствия нравственных устоев, им было далеко до Берни. Именно это скрытое негодяйство и возбуждало ее. Угрызения совести ее не мучили, ибо она инстинктивно чувствовала, что они одного поля ягоды. Как знать, чего они могут достичь, объединив свои мозги, не говоря уж об остальных частях их падкой на утехи анатомии.

— Ладно, разденешь меня, — хихикнула она.

— За мной не станет, — пообещал он.

Анджела жила в отдельной комнате на четвертом этаже дома, снимаемого для театральной труппы. Пока она не подцепила никого с большими деньгами, места ей хватало, потому что там было два удобства: большая кровать и достаточно места для ее обширного гардероба.

Этой ночью Бернард особенно старался ублажить ее. Завтра все будет по-другому. Как только Ангельское Личико положит свой алчный глаз на Лэмб-холл и станет помирать от честолюбия, тогда уж ей придется доставлять ему удовольствие.